Презрение Лорда [ Проклятие Лорда, Проклятие лорда Фаула] - Стивен Дональдсон

С удовольствием потянувшись, Кавинант сказал:

— Привычка. Я это так часто делал… что стал уже специалистом.

— Редкое умение, — усмехнулся Преследующий Море.

— Я бы не сказал. Прокаженных не так уж мало, как вам, может быть, кажется.

Внезапно он нахмурился, словно поймал себя на непроизвольном нарушении своей обещанной выдержанности. Чтобы его не приняли всерьез, он добавил мрачным тоном:

— Мы везде.

Но его попытка сострить только озадачила Гиганта. Спустя мгновение он медленно произнес:

— А другие… «Прокаженный» — нехорошее слово. Оно слишком коротко для обозначения таких, как ты, как вы. Мне это слово незнакомо, но мои уши не слышат в нем ничего, кроме жестокости.

Кавинант сел на своем месте и отбросил одеяло.

— На самом деле это не так уж жестоко. — Этот предмет казалось, внушал ему стыд. Пока он говорил, то не мог смотреть в глаза Гиганта. — Это либо бессмысленная случайность, либо «форменная пустыня». Если бы это было жестоко, то случалось бы чаще.

— Чаще?

— Безусловно. Если бы проказа была актом жестокости — Бога или кого-то еще — она не была бы столь редка. Зачем довольствоваться несколькими тысячами случайных жертв, если можно иметь несколько миллионов?

— Случайность, — пробормотал Гигант. — Друг мой, ты смущаешь меня. Ты говоришь с такой поспешностью. Быть может, Презренный твоего мира обладает лишь ограниченной силой, чтобы противостоять своему Создателю.

— Может быть. Я как-то не думаю, что мой мир живет по тем же законам, что и этот.

— Тем не менее, ты сказал — разве нет? — что прокаженные есть везде.

— Это была шутка. Или метафора. — Кавинант сделал еще одну попытку превратить свой сарказм в юмор.

— Я никогда не видел между ними разницы.

Гигант долго смотрел на него, потом осторожно спросил:

— Друг мой, ты шутишь?

Кавинант встретил взгляд Гиганта с сардонической улыбкой.

— Очевидно, нет.

— Не беспокойся об этом.

Кавинант воспользовался случаем прекратить разговор.

— Давай чего нибудь поедим. Я голоден.

К его облегчению, Гигант начал тихо смеяться.

— Ах, Томас Кавинант, — сказал он — ты помнишь наше путешествие по реке в Колыбель Лордов? Вероятно, в твоей серьезности есть нечто такое, что возбуждает аппетит.

Протянув руку куда-то в сторону, он достал поднос с хлебом, сыром и фруктами, а также с флягой вина. При этом он продолжал тихо посмеиваться, пока Кавинант набросился на еду.

Насытившись, Кавинант начал оглядываться вокруг. Потом он испытал потрясение, заметив, что пещера обильно украшена цветами. Гирлянды и букеты лежали повсюду, словно за ночь каждый Рамен вырастил сад, изобилующий белыми цветами и зеленью.

Белое и зеленое смягчало суровую обстановку Менхоума, покрывало камни подобно прекрасному ковру.

— Ты удивлен? — спросил Гигант. — Это цветы в твою честь. Многие Рамены всю ночь собирали их. Ты тронул сердца Ранихинов, а Рамены не бездушны и не отличаются благодарностью. Их посетило чудо — пятьдесят Ранихинов предложили себя одному человеку. Я думаю, подобным зрелищем Ранихины не почтили бы даже сам Анделейн. Значит, они вернули ту честь, которая была в их силах.

— Честь? — эхом отозвался Кавинант.

Гигант сел поудобнее и сказал, словно начиная длинный рассказ:

— Говорят, что ты не видел Страну до Осквернения. Тогда Рамены могли бы оказать тебе такую честь, которая принизила бы все твои дни. Все было выше в те времена, но даже среди Лордов не много нашлось бы такой красоты, которая бы сравнилась с великим искусством Раменов. Они называют его «Моррумелд» — «анун-дивиан джиа» на языке Старых Лордов. Это костяная скульптура. Из скелетов на равнине Ра, очищенных временами и стервятниками, Рамены изготавливали фигурки редкой правдоподобности и красоты. В их руках и под властью их песен кости сгибались и становились мягкими, как глина, принимая причудливые очертания, так что из белой сердцевины прошлой жизни Рамены делали эмблемы для живых. Я никогда не видел этих фигурок, но легенда о них хранится среди Гигантов. В лишениях и униженности, долгих поколениях голода, скитания и бездомности, принесенных Ранихинам и Раменам Осквернением, искусство морроумелда было утрачено.

Голос его становился все тише, и спустя миг он громко запел:

— Камень и Море глубоко в жизни…

Тишина уважительного внимания окружила его. Винхоумы остановились рядом с ним, чтобы послушать.

Немного спустя один из них махнул рукой в сторону площадки, и Кавинант, проследив за этим жестом, увидел Лифе, быстро пересекавшую открытое место. Ее сопровождал Лорд Морэм на красивом Ранихине. Это зрелище порадовало Кавинанта. Он допил вино и отсалютовал Морэму.

— Да, — сказал Преследующий Море, заметив взгляд Кавинанта, — многое произошло за это утро. Великий Лорд Тротхолл предпочел не предлагать себя. Он сказал, что его старые кости лучше подойдут лошадке поменьше, имея при этом в виду, как мне кажется, что он опасается, как бы его «старые кости» не нанесли обиду Ранихинам. Но напрасно он недооценивает свои силы.

Кавинант почувствовал в словах Гиганта какой-то намек.

— Тротхолл собирается сложить с себя полномочия после того, как закончится поход, если будет удачным, — сказал он Преследующему Море.

В глазах Гиганта была улыбка.

— Это пророчество?

Кавинант пожал плечами.

— Ты это знаешь не хуже меня. Он слишком много думал о том, что ему не удалось овладеть Учением Кевина. Он считает себя неудачником. И будет думать так, даже если ему удастся вернуть Посох Закона.

— И в самом деле, пророчество.

— Не смейся, — Кавинант спросил себя, как он мог объяснить резонанс того факта, что Тротхолл отказался от шанса быть выбранным Ранихином. — Как бы там ни было, расскажи мне о Морэме.

Гигант с готовностью начал:

— Лорд Морэм, сын Вариоля, был в этот день выбран Ранихином Хаймерил, которая также была скакуном Тамаранты, жены Вариоля. Великие лошади вспоминают о ней с уважением. Рамены говорят, что ни один Ранихин прежде не носил двух седоков. Воистину время чудес пришло на равнины Ра.

— Чудес, — пробормотал Кавинант. Ему не хотелось вспоминать о страхе, с которым смотрели на него все Ранихины. Он заглянул во флягу, словно ее пустота обманывала его.

Один из Винхоумов, находившихся поблизости, поспешил к нему с кувшином. Он узнал Гэй. Она приближалась к нему среди цветов, потом остановилась. Когда она заметила, что он смотрит на нее, она опустила глаза.

— Я хотела бы наполнить вашу флягу, — сказала она.